Неточные совпадения
Взобравшись узенькою деревянною лестницею наверх,
в широкие сени, он встретил отворявшуюся со скрипом дверь и толстую старуху
в пестрых ситцах, проговорившую: «Сюда пожалуйте!»
В комнате попались всё старые приятели, попадающиеся всякому
в небольших деревянных трактирах, каких немало выстроено по дорогам, а именно: заиндевевший самовар, выскобленные гладко сосновые
стены, трехугольный шкаф с чайниками и чашками
в углу, фарфоровые вызолоченные яички пред образами, висевшие на голубых и красных ленточках, окотившаяся недавно кошка, зеркало, показывавшее вместо двух
четыре глаза, а вместо лица какую-то лепешку; наконец натыканные пучками душистые травы и гвоздики у образов, высохшие до такой степени, что желавший понюхать их только чихал и больше ничего.
Только были улики даже и
в таких делах, об которых, думал Чичиков, кроме его и
четырех стен никто не знал.
Блестели золотые, серебряные венчики на иконах и опаловые слезы жемчуга риз. У
стены — старинная кровать карельской березы, украшенная бронзой, такие же
четыре стула стояли посреди комнаты вокруг стола. Около двери,
в темноватом углу, — большой шкаф, с полок его, сквозь стекло, Самгин видел ковши, братины, бокалы и черные кирпичи книг, переплетенных
в кожу. Во всем этом было нечто внушительное.
На другой день, утром, он и Тагильский подъехали к воротам тюрьмы на окраине города. Сеялся холодный дождь, мелкий, точно пыль, истреблял выпавший ночью снег, обнажал земную грязь. Тюрьма — угрюмый квадрат высоких толстых
стен из кирпича, внутри
стен врос
в землю давно не беленный корпус, весь
в пятнах, точно пролежни, по углам корпуса —
четыре башни,
в средине его на крыше торчит крест тюремной церкви.
В помещение под вывеской «Магазин мод» входят, осторожно и молча, разнообразно одетые, но одинаково смирные люди, снимают верхнюю одежду, складывая ее на прилавки, засовывая на пустые полки; затем они, «гуськом» идя друг за другом, спускаются по
четырем ступенькам
в большую, узкую и длинную комнату, с двумя окнами
в ее задней
стене, с голыми
стенами, с печью и плитой
в углу, у входа: очевидно — это была мастерская.
«Бедно живет», — подумал Самгин, осматривая комнатку с окном
в сад; окно было кривенькое, из
четырех стекол, одно уже зацвело, значит — торчало
в раме долгие года. У окна маленький круглый стол, накрыт вязаной салфеткой. Против кровати — печка с лежанкой, близко от печи комод, шкатулка на комоде, флаконы, коробочки, зеркало на
стене. Три стула, их манерно искривленные ножки и спинки, прогнутые плетеные сиденья особенно подчеркивали бедность комнаты.
На дачах Варавки поселились незнакомые люди со множеством крикливых детей; по утрам река звучно плескалась о берег и
стены купальни;
в синеватой воде подпрыгивали, как пробки, головы людей, взмахивались
в воздух масляно блестевшие руки; вечерами
в лесу пели песни гимназисты и гимназистки, ежедневно,
в три часа, безгрудая, тощая барышня
в розовом платье и круглых, темных очках играла на пианино «Молитву девы», а
в четыре шла берегом на мельницу пить молоко, и по воде косо влачилась за нею розовая тень.
Он легко, к своему удивлению, встал на ноги, пошатываясь, держась за
стены, пошел прочь от людей, и ему казалось, что зеленый, одноэтажный домик
в четыре окна все время двигается пред ним, преграждая ему дорогу. Не помня, как он дошел, Самгин очнулся у себя
в кабинете на диване; пред ним стоял фельдшер Винокуров, отжимая полотенце
в эмалированный таз.
Клим не помнил, три или
четыре человека мелькнули
в воздухе, падая со
стены, теперь ему казалось, что он видел десяток.
Это замок с каменной, массивной
стеной, сажени
в четыре вышины, местами поросшей мохом и ползучими растениями.
За теплую платите
четыре реала, за холодную ничего — так написано
в объявлении, выставленном
в зале на
стене.
На
стене горела лампочка и слабо освещала
в одном углу наваленные мешки, дрова и на нарах направо —
четыре мертвых тела.
Комната девушки с двумя окнами выходила
в сад и походила на монашескую келью по своей скромной обстановке: обтянутый пестрым ситцем диванчик у одной
стены,
четыре стула, железная кровать
в углу, комод и шкаф с книгами, письменный стол, маленький рабочий столик с швейной машиной — вот и все.
Чертопханов снова обратился к Вензору и положил ему кусок хлеба на нос. Я посмотрел кругом.
В комнате, кроме раздвижного покоробленного стола на тринадцати ножках неровной длины да
четырех продавленных соломенных стульев, не было никакой мебели; давным-давно выбеленные
стены, с синими пятнами
в виде звезд, во многих местах облупились; между окнами висело разбитое и тусклое зеркальце
в огромной раме под красное дерево. По углам стояли чубуки да ружья; с потолка спускались толстые и черные нити паутин.
—
Четыре стены, до половины покрытые, так, как и весь потолок, сажею; пол
в щелях, на вершок, по крайней мере, поросший грязью; печь без трубы, но лучшая защита от холода, и дым, всякое утро зимою и летом наполняющий избу; окончины,
в коих натянутый пузырь смеркающийся
в полдень пропускал свет; горшка два или три (счастливая изба, коли
в одном из них всякий день есть пустые шти!).
Вдоль всей
стены, под окнами, стоял длинный некрашеный стол,
в котором были
в ряд
четыре выдвижные ящика с медными ручками.
Когда Нижерадзе приходил к ним
в гости (раза три или
четыре в неделю, вечером), она сама снимала гитару со
стены, тщательно вытирала ее платком и передавала ему.
И сквозь стеклянную дверь: все
в комнате рассыпано, перевернуто, скомкано. Впопыхах опрокинутый стул — ничком, всеми
четырьмя ногами вверх — как издохшая скотина. Кровать — как-то нелепо, наискось отодвинутая от
стены. На полу — осыпавшиеся, затоптанные лепестки розовых талонов.
Что делать! даже
в учебниках, для средних учебных заведений изданных, об этой форме правления упоминается (так прямо и пишут: форма правления); даже
в стенах Новороссийского университета тайному советнику Панютину,
в Одессе сущу, провозглашалось46:
четыре суть формы правления: деспотическая, монархическая неограниченная, монархическая ограниченная и… республиканская!
Монастырь, куда они шли, был старинный и небогатый. Со всех сторон его окружала высокая, толстая каменная
стена, с следами бойниц и с
четырьмя башнями по углам. Огромные железные ворота, с изображением из жести двух архангелов, были почти всегда заперты и входили
в небольшую калиточку. Два храма, один с колокольней, а другой только церковь, стоявшие посредине монастырской площадки, были тоже старинной архитектуры. К
стене примыкали небольшие и довольно ветхие кельи для братии и другие прислуги.
Как много прошло времени
в этих
стенах и на этих зеленых площадках: раз, два, три,
четыре, пять, шесть, семь, восемь. Как долго считать, а ведь это — годы. Что же жизнь? Очень ли она длинна, или очень коротка?
Младший унтер-офицер (из госпитального караула) велел пропустить меня, и я очутился
в длинной и узкой комнате, по обеим продольным
стенам которой стояли кровати, числом около двадцати двух, между которыми три-четыре еще были не заняты.
— А откуда бы тебе знать, как они живут? Али ты
в гости часто ходишь к ним? Здесь, парень, улица, а на улице человеки не живут, на улице они торгуют, а то — прошел по ней скоренько да и — опять домой! На улицу люди выходят одетые, а под одежей не знать, каковы они есть; открыто человек живет у себя дома,
в своих
четырех стенах, а как он там живет — это тебе неизвестно!
Зимний дворец после пожара был давно уже отстроен, и Николай жил
в нем еще
в верхнем этаже. Кабинет,
в котором он принимал с докладом министров и высших начальников, была очень высокая комната с
четырьмя большими окнами. Большой портрет императора Александра I висел на главной
стене. Между окнами стояли два бюро. По
стенам стояло несколько стульев,
в середине комнаты — огромный письменный стол, перед столом кресло Николая, стулья для принимаемых.
— Нет уж, Марфа Петровна, начала — так все выкладывай, — настаивала Татьяна Власьевна, почерневшая от горя. — Мы тут сидим
в своих
четырех стенах и ничем-ничего не знаем, что люди-то добрые про нас говорят. Тоже ведь не чужие нам будут — взять хоть Агнею Герасимовну… Немножко будто мы разошлись с ними, только это особь статья.
Хотя
в 1612 году великолепная церковь святого Сергия, высочайшая
в России колокольня, две башни прекрасной готической архитектуры и много других зданий не существовали еще
в Троицкой лавре, но высокие
стены, восемь огромных башен, соборы: Троицкий, с позлащенною кровлею, и Успенский, с пятью главами,
четыре другие церкви, обширные монастырские строения, многолюдный посад, большие сады, тенистые рощи, светлые пруды, гористое живописное местоположение — все пленяло взоры путешественника, все поселяло
в душе его непреодолимое желание посвятить несколько часов уединенной молитве и поклониться смиренному гробу основателя этой святой и знаменитой обители.
В помещении воздуходувных машин они слышали, бледные от волнения, как воздух, нагнетаемый
четырьмя вертикальными двухсаженными поршнями
в трубы, устремлялся по ним с ревом, заставляющим трястись каменные
стены здания.
У этой
стены лежат розвальни кверху полозьями и обрубок бревна, длиною аршина
в четыре.
Печатных афиш тогда
в городе не было; некоторые почетные лица получали афиши письменные из конторы театра, а город узнавал о названии пиесы и об именах действующих лиц и актеров из объявления, прибиваемого
четырьмя гвоздиками к колонне или к
стене главного театрального подъезда.
На самом краю сего оврага снова начинается едва приметная дорожка, будто выходящая из земли; она ведет между кустов вдоль по берегу рытвины и наконец, сделав еще несколько извилин, исчезает
в глубокой яме, как уж
в своей норе; но тут открывается маленькая поляна, уставленная несколькими высокими дубами; посередине
в возвышаются три кургана, образующие правильный треугольник; покрытые дерном и сухими листьями они похожи с первого взгляда на могилы каких-нибудь древних татарских князей или наездников, но, взойдя
в середину между них, мнение наблюдателя переменяется при виде отверстий, ведущих под каждый курган, который служит как бы сводом для темной подземной галлереи; отверстия так малы, что едва на коленах может вползти человек, ко когда сделаешь так несколько шагов, то пещера начинает расширяться всё более и более, и наконец три человека могут идти рядом без труда, не задевая почти локтем до
стены; все три хода ведут, по-видимому,
в разные стороны, сначала довольно круто спускаясь вниз, потом по горизонтальной линии, но галлерея, обращенная к оврагу, имеет особенное устройство: несколько сажен она идет отлогим скатом, потом вдруг поворачивает направо, и горе любопытному, который неосторожно пустится по этому новому направлению; она оканчивается обрывом или, лучше сказать, поворачивает вертикально вниз: должно надеяться на твердость ног своих, чтоб спрыгнуть туда; как ни говори, две сажени не шутка; но тут оканчиваются все искусственные препятствия; она идет назад, параллельно верхней своей части, и
в одной с нею вертикальной плоскости, потом склоняется налево и впадает
в широкую круглую залу, куда также примыкают две другие; эта зала устлана камнями, имеет
в стенах своих
четыре впадины
в виде нишей (niches); посередине один четвероугольный столб поддерживает глиняный свод ее, довольно искусно образованный; возле столба заметна яма, быть может, служившая некогда вместо печи несчастным изгнанникам, которых судьба заставляла скрываться
в сих подземных переходах; среди глубокого безмолвия этой залы слышно иногда журчание воды: то светлый, холодный, но маленький ключ, который, выходя из отверстия, сделанного, вероятно, с намерением,
в стене, пробирается вдоль по ней и наконец, скрываясь
в другом отверстии, обложенном камнями, исчезает; немолчный ропот беспокойных струй оживляет это мрачное жилище ночи...
Четыре стула дубовые с высокими спинками; возле
стен сундуки, кованные железом,
в которых сохранялись кипы поветовой ябеды.
Зачем этот смешной господин, когда его приходит навестить кто-нибудь из его редких знакомых (а кончает он тем, что знакомые у него все переводятся), зачем этот смешной человек встречает его так сконфузившись, так изменившись
в лице и
в таком замешательстве, как будто он только что сделал
в своих
четырех стенах преступление, как будто он фабриковал фальшивые бумажки или какие-нибудь стишки для отсылки
в журнал при анонимном письме,
в котором обозначается, что настоящий поэт уже умер и что друг его считает священным долгом опубликовать его вирши?
Бассейн был у царя во дворце, восьмиугольный, прохладный бассейн из белого мрамора. Темно-зеленые малахитовые ступени спускались к его дну. Облицовка из египетской яшмы, снежно-белой с розовыми, чуть заметными прожилками, служила ему рамою. Лучшее черное дерево пошло на отделку
стен.
Четыре львиные головы из розового сардоникса извергали тонкими струями воду
в бассейн. Восемь серебряных отполированных зеркал отличной сидонской работы,
в рост человека, были вделаны
в стены между легкими белыми колоннами.
Сорок колонн, по
четыре в ряд, поддерживали потолок судилища, и все они были обложены кедром и оканчивались капителями
в виде лилий; пол состоял из штучных кипарисовых досок, и на
стенах нигде не было видно камня из-за кедровой отделки, украшенной золотой резьбой, представлявшей пальмы, ананасы и херувимов.
«Возьми ключик, отопри мой саквояж, — отвечала жена, — там пятьсот рублей, возьми их, ты отыграешься». С этими словами она отвернулась к
стене и мгновенно заснула. К
четырем часам утра я вернулся
в гостиницу, отыграв весь свой значительный проигрыш, присовокупив к нему пять тысяч рублей выигрышу».
Как будто такая каменная
стена и вправду есть успокоение и вправду заключает
в себе хоть какое-нибудь слово на мир, единственно только потому, что она дважды два —
четыре.
Четыре часа после этого Коротков прислушивался, не выходя из своей комнаты,
в том расчете, чтобы новый заведующий, если вздумает обходить помещение, непременно застал его погруженным
в работу. Но никаких звуков из страшного кабинета не доносилось. Раз только долетел смутный чугунный голос, как будто угрожающий кого-то уволить, но кого именно Коротков не расслышал, хоть и припадал ухом к замочной скважине.
В три с половиной часа пополудни за
стеной канцелярии раздался голос Пантелеймона...
Большая комната
в доме Бардиных.
В задней
стене четыре окна и дверь, выходящие на террасу; за стеклами видны солдаты, жандармы, группа рабочих, среди них Левшин, Греков. Комната имеет нежилой вид: мебели мало, она стара, разнообразна, на
стенах отклеились обои. У правой
стены поставлен большой стол. Конь сердито двигает стульями, расставляя их вокруг стола. Аграфена метет пол.
В левой
стене большая двухстворчатая дверь,
в правой — тоже.
Перед окнами стоял опрятный стол, покрытый разными вещицами;
в углу находилась полочка для книг с бюстами Шиллера и Гёте; на
стенах висели ландкарты,
четыре греведоновские головки и охотничье ружье; возле стола стройно возвышался ряд трубок с исправными мундштуками;
в сенях на полу лежал коврик; все двери запирались на замок; окна завешивались гардинами.
В казарме гомон.
Четыре длинных, сквозных комнаты еле освещены коптящим красноватым светом
четырех жестяных ночников, висящих
в каждом взводе у
стены ручкой на гвоздике. Посередине комнат тянутся
в два ряда сплошные нары, покрытые сверху сенниками.
Стены выбелены известкой, а снизу выкрашены коричневой масляной краской. Вдоль
стен стоят
в длинных деревянных стойках красивыми, стройными рядами ружья; над ними висят
в рамках олеографии и гравюры, изображающие
в грубом, наглядном виде всю солдатскую науку.
На
стенах висели: масляный портрет покойного императора Александра I; около него,
в очень тяжелых золотых рамах за стеклами, помещались литографии, изображавшие
четыре сцены из жизни королевы Женевьевы; император Наполеон по инфантерии и император Наполеон по кавалерии; какая-то горная вершина; собака, плавающая на своей конуре, и портрет купца с медалью на анненской ленте.
Даже небогатые соседи и соседки, допускаемые иногда статс-дамою до своей особы, безмерно удивлялись, видя, что такой умный молодой человек,
в полном развитии сил и здоровья, целые дни сидит у старушки,
в ее натопленной спальне, обитой по всем
четырем стенам коврами, с лампадками, с иконами, и сохраняет к ней такое обращение, какого они от своих сынков во всю жизнь и не видывали.
Потом и я начал ставить свои черточки, и увы! — если сосчитать все число дней, которое я провел, как и этот неведомый страдалец,
в четырех безмолвных
стенах, то их оказалось бы во много раз больше!
— Ну, полноте, Борис Андреич! — заговорил
в свою очередь Петр Васильич, — с какой стати у вас, образованного человека, будет дружба с деревенской девушкой, которая кроме своих
четырех стен…
И только что переговорил таким манером со мной, смотрю,
стены уж куплены, и постройка пошла, а месяца
в четыре и дом готов.
Ему тридцать
четыре года, а
в памяти от этих лет нет ничего, так, серенький туман какой-то да та особенная жуть, которая охватывает человека
в тумане, когда перед самыми глазами стоит серая, непроницаемая
стена.
Со мною была складная кровать, но я знал, что, поставь я ее и посредине комнаты, клопы сползут со
стен на пол и с полу, по ножкам кровати, доберутся и до меня; а потому я попросил у хозяина
четыре деревянные чашки, налил
в чашки воды и каждую ножку кровати поставил
в чашку с водой.
Как
в тумане мелькнула лестница… Не то коридорчик, не то комната с медным желобом, прикрепленным к
стене, с такими же медными кранами над ним, вделанными
в стену… Дверь… И снова комната, длинная, с десятками
четырьмя кроватей, поставленных изголовьем к изголовью,
в два ряда.
Двенадцатилетняя Дуня Прохорова, проведшая
в коричневых
стенах приюта долгие, однообразные
четыре года.
Как ни печальна была доля бедных девочек проводить лучшее
в году летнее время
в душных помещениях «углов» и «подвалов» или
в убогих квартирках под самой крышей, все же они были «дома» на «воле», а не взаперти, среди
четырех стен казенного, мрачного здания. И рвалась из казны «на эту волю» сложная детская душа. Были между ними и такие счастливицы, которые попадали «на дачу».